Путь к цели - Страница 78

Он подошёл к храпящему Никодиму, сел на кушетку рядом, и протянув руки сосредоточился на ауре священника. Он знал, как должна выглядеть аура здорового человека, и решил привести её в полное соответствие со стандартом. В ауре Никодима мелькали красные, багровые тона — во-первых, организм воспринимал алкогольное опьянение, как отравление, притом тяжёлое, а кроме того, у Никодима имелся целый букет болячек — цирроз печени, язва желудка, и ещё много мелких болезней, которыми был просто нашпигован организм настоятеля. Это и не мудрено — хотя тому был максимум пятьдесят лет, выглядел он на все семьдесят — алкоголь ещё никого не делал моложе и здоровее.

Первым делом — багровые сполохи из ауры. Андрея передёрнуло, когда он всосал в свою ауру этот алкогольно — циррозный мрак. Аура очистилась, но не совсем. Она была какой-то зеленоватой — Андрей усмехнулся — от зелёного змия? А потом и задумался — а почему нет? Возможно, что организм так показывает предрасположенность к алкоголю. И если убрать этот зеленоватый оттенок, может тогда человек вообще излечится от алкогольной зависимости?

Андрей стал очищать ауру, насыщая ещё жёлтым цветом, и всё время внушая: 'Не пить спиртное! Всё вино, вся водка, всё, что приносит опьянение — тебе противно, тебя вырвет от этого! Ты будешь рвать вином, если оно попадёт тебе в рот!'

Фактически Андрей кодировал настоятеля от алкоголизма, как это делали на Земле. Монах точно не знал, как всякие бабки заговаривали, кодировали от водки и сигарет, но возможно, что механизм воздействия был тем же самым.

Через полчаса аура священника сияла ровным жёлтым светом, была гораздо насыщеннее и ярче, чем до лечения, а Андрей слегка приустал. Конечно, это не Чёрную смерть убирать, но тоже нелегко. Лечение всегда даётся трудно, это загубить организм легко.

Никодим продолжал спать, но уже не алкогольным тяжёлым сном, а вполне обычным, чистым сном уставшего человека. Он тоже устал — его организм тоже потрудился, перестраивая себя по установкам, заданным Андреем. Священник даже слегка похудел, кожа его разгладилась и теперь он выглядел моложе своих пятидесяти лет.

Андрей вздохнул, и похлопал по щекам настоятеля ладонью, от чего голова того мотнулась из стороны в сторону и Никодим встрепенулся, вскочил на ноги и не понимая, что происходит, сел на краю своей лежанки.

— Кто?! Что?! Ты кто такой? — его глаза сфокусировались на лице незнакомца. Тот сидел спокойно, расслабившись, положив ногу на ногу.

— Я — Андрей.

— А как ты тут оказался? Зачем ты тут? — лицо отца Никодима, обрамлённое всклокоченной бородой, выражало полное ошеломление — просыпаешься, ничего не подозреваешь плохого, и вдруг перед тобой сидит непонятный человек, расположившийся как у себя дома.

— Зачем я тут? Хочу вот узнать, как ты дошёл до такой жизни. И когда перестал верить в Бога. И почему ты, неверующий, ничтожный человечишка, учишь других Вере, сам не веря. Расскажешь мне?

— Ты что говоришь, богохульник?! Как ты смеешь… — хлёсткая пощёчина, голова настоятеля метнулась в сторону, ещё удар, ещё — Никодим зажал лицо руками и испуганно закричал — не надо! Не надо! Что ты хочешь? Денег? Я отдам тебе деньги! Возьми, вон там лежат, в столе! И уходи, исчадье! Не трогай меня!

— Исчадье, говоришь? А мне кажется — ты исчадье. Ты хуже исчадья. Те хоть не скрывают, что они подонки и негодяи, а ты заперся в своей келье и пьёшь, а на людях изображаешь благочестие и боголюбие! Тварь ты. И вот думаю — свернуть тебе башку, или нет. Как твоему помощнику, старосте. (Шанди, что он чувствует? Боится, и возмущён).

— Не упоминай исчадий! Я верую в Господа нашего! А то что пью… ну да, пью. Пью потому, что ничего не могу сделать, потому что люди, сколько им не преподноси истины — не убий, не укради, не прелюбодействуй — всё равно воруют, убивают, творят зло. Когда я закончил духовное училище — если бы ты знал, как я верил! Как я хотел нести свет Божественного слова людям, верил, что это что-то изменит. Что от моих проповедей люди будут светлее, чище. И что я вижу? Твари лесные чище людей. Праведнее.

— А почему ты не удивился, когда я сказал, что твоему помощнику свернул голову?

— Это должно было случиться, и давно. Это ещё одна причина того, что я пил. Думаешь не вижу? Думаешь не знаю, что храм Божий превратился в контору по зарабатыванию денег, что прихожане ходят в него только для того, чтобы не выглядеть неправильными в глазах соседей, или потому, что запуганы старостой? Всё вижу. Но сделать ничего не могу — священник опустошённо уронил руки на колени, и замер, уткнувшись взглядом в пол, как будто боясь встретится им с обвинителем.

— Когда ты узнал, что он оборотень? И что многие из его помощников-прихожан тоже оборотни?

— С год назад. Он сам раскрыл мне свою сущность, и сказал, что если я не буду сидеть тихо и спокойно в своей келье, он оторвёт мне голову, и тогда вместо меня пришлют разумного настоятеля.

— А почему он тебя не сделал оборотнем? Ему же так было удобнее.

— Не знаю. Это мне недоступно в разумении. Может ему было приятно управлять священником, запугивая его. Он был нехорошим человеком — если ты и вправду свернул ему голову — туда и дороге этому зверю. А много ещё прихожан являются оборотнями?

— Четырнадцать человек. Но они мертвы. Их тела находятся на северо-востоке от деревни, возле леска. Что же с тобой делать, Никодим? Я ведь шёл тебя убивать. Решил, что ты заодно со старостой.

— Я и был заодно со старостой, разве не так? И мне придётся вымаливать прощение у Господа нашего, когда я перед ним предстану. Прошу об одном — дай перед смертью помолиться, не хочу, чтобы моя душа предстала перед Господом без молитвы и покаяния.