— Ты вот что мне скажи — жена тебе не рассказала, где она была перед тем, как заболела?
— Да чего там не рассказывала — на базаре были. С дочками вместе. Как пришли — и заболели. Я думал — простуда. Кто же мог подумать другое? Да и что я мог сделать — эта болезнь не лечится.
— Ясно. Ладно, работай, я в город схожу. Вчера я так и не попал никуда.
— Спасибо тебе! Мы с супругой по гроб жизни тебе обязаны. Обязательно пригласим в гости, она хочет с тобой познакомиться. Я ей рассказал, кому мы обязаны жизнью… почти всё рассказал.
— Надеюсь — что только — почти — испытующе посмотрел в его глаза монах. Да?
— Да. Про ЭТО я не говорил, не бойся.
— Хорошо. Ну, всё, освобождаю тебе место — давай, бди. Я ушёл.
— Так, не наглей! Два серебряника! — Андрей сердито кинул монеты жадному извозчику, потребовавшему двойную плату — с какого рожна непонятно, и зашагал к дому Фёдора.
Тут ничего не изменилось. Андрей усмехнулся, нашёл верёвочку, хитро пристроенную в уголке калитки, и подёргал. Через минуты три калитка раскрылась, и в ней показалось добродушное широкое лицо друга, украшенное пшеничными усами.
— Наконец-то! А то я собирался уже идти разыскивать! Ты куда пропал? Мы тут скучаем. И Настёнка уже о кошечке заспрашивалась. Шанди, подружка, как поживаешь? Не заморил тебя голодом этот злостный тип? Идём, мы тебя покормим. Два дня тебе уже печёнку держу — собирались уже сами съесть — не идёшь и не идёшь. Пошли скорее — девчонки рады будут!
Андрея и Шанди окружили радостные Алёна и Настёнка, Шанди тормошили, а Настёнка сразу потащила её показывать, какой домик 'кошечке' соорудила. Та стоически воспринимала все нападки, и лишь заметила Андрею, что конечно, хорошо, когда тебя ждут, но только если не засовывают в картонную коробку, заявляя, что это теперь её дом. Впрочем — видно было, что драконицатоже рада — приятно же, когда есть друзья, когда тебя встречают и привечают. Особенно после сотни лет сидения в грязной норе.
Потом они сидели за столом, Андрей снова поглощал еду, как будто не ел месяц — организм сильно истощился после лечения семьи Никата и пользовался любой возможностью восстановить массу. Когда дошли до творога со сливками и сахаром, Андрей, с удовольствием поглощая этот десерт, сказал:
— Не к столу будет сказано, но я хочу спросить. Алён, что ты скрыла от нас с Фёдором? Что случилось на базаре, перед болезнью? Что ты не стала нам рассказывать?
— Как так? Алён? — Фёдор недоумённо посмотрел в лицо жены — что ты скрыла? Зачем?
— Я боялась. Боялась, что вы пойдёте его убивать, и нам придётся бежать. Мне хорошо тут, и я не хочу никуда уезжать. А что впереди? Что будет там? — женщина устало прикрыла глаза, потом снова открыла их, и теребя носовой платок, продолжила — он хотел меня. Сказал, что я обязана ему уступить, сейчас же, иначе он проклянёт и меня, и мою дочь. Я послала его матом. Тогда он вытянул руку, показал на нас пальцем, и сказал, что мы будем прокляты. И что снять проклятие может только он.
— Исчадье? — понимающе кивнул головой Андрей
— Ну… да. Он там, у своего храма, на базаре. Все несут ему подношение — положено так. И я подошла, положила, как все. А он заметил меня, и сказал, что хочет меня трахнуть. Так и сказал. И что муж будет только рад, что я дала адепту Сагана. Это угодно Сагану, особенно, если я окажу ему особые услуги… я не хочу говорить, что он от меня требовал. Я его послала. Хорошо ещё, что дочка маленькая, не понимает. Он и её хотел, чтобы она присутствовала. Говорит — пусть учится. Вот и всё. После этого и началось.
— Это такое здание, с высокими сводчатыми окнами, да? Возле забора рынка? — уточнил Андрей.
Его глаза были черны, как смерть, и Фёдор, глядя в них, невольно содрогнулся…
— С разгона, или опять с меня будешь прыгать?
— С разгона — Шанди отошла к забору, полуоткрыла крылья, и поводила ими вверх-вниз, готовя к 'пробам'.
— Может рано ей? — опасливо осведомился Фёдор — опять себе шишек набьёт.
— Во-первых, шишек у меня не бывает, а во-вторых — не мешайте! Я начинаю!
Шанди помчалась вперёд, не прыжками, как обычно, а иноходью, раскрыв крылья широко в сторону. Это было похоже на то, как большая радиофицированная модель самолёта начинает разбег. Единственно что — звука работающего двигателя не было, а так — все атрибуты аэроплана.
Её ноги топотали по земле, прибитой слабым дождиком, и даже в рассеянном свете, падающем на землю сквозь осенние облака, она была прекрасна — сверкающая, как ёлочная игрушка.
Андрей, в который раз залюбовался драконицей. Жаль, что они не живут рядом с людьми — жаль, что люди не видят, как прекрасны драконы. Впрочем — как не живут? И Гара, мать Шанди, и сама Шанди, говорили, и не раз, что драконы живут среди людей, смотрят за ними, обретая облик домашних животных. И Андрей задумался — как узнать драконов среди тех живых существ, что их окружают? И тут же сделал вывод — по ауре, как же ещё. Драконница светилась особым светом — голубовато-зелёным, ярким и ровным. У животных ауры были слабыми, обычно сероватыми. Коричневатыми. Разумные существа — люди, драконы — ярко светились. У людей ауры были разного цвета, но на основе жёлтого, с вкраплениями других цветов.
Шанди разгонялась, разгонялась, и с Андрей с восторгом заметил, что между ней и землёй появился просвет, а ноги лишь слегка касаются почвы. И тут она остановила движение крыльев поджала ноги и спланировала в угол двора, врезавшись в кучу мётел, которые упали и прижали её к земле. Андрей бросился к ней, схватил, и подбросил высоко в воздух, раз, два, ловя и смеясь: