— Скажите — поинтересовался Андрей, ласково улыбаясь Симону — почему вы до сих пор живы? Вот я сижу, и думаю — а может ему шею свернуть?
— А невыгодно. Я всем нужен. И вам нужен. Вот понадобится вам какая-то информация, или же контакт с каким-нибудь высокопоставленным негодяем — куда вы пойдёте? Что будете делать? Ко мне пойдёте. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца? Смысла нет. Ну да, я негодяй. И что? Это как-то повлияет на качество информации? Я всегда держу слово, если я дал информацию — она на сто процентов точна. Зачем меня убивать?
— Сука ты — буркнул Андрей — один золотой, и не серебреником больше.
— Четыре
— Два!
— Три, и не меньше! Последнее слово. Меньше не будет, и то, только потому, что ты не собираешься их убивать. А так было бы дороже.
Через десять минут Андрей шёл по улице вниз, под небольшой уклон, и думал о том, что всё-таки с такими откровенными циниками и подлецами иметь дело легче, чем с теми, кто внешне ставит себя ангелами, а в спину шипит гадости и исподтишка строит козни. Эти ясны, как божий день, а вторые — опаснее всего. Тут всё просто — отдал бабла — гони товар. Честная сделка.
На перекрёсте стоял давешний извозчик, который обрадовался клиенту и вмиг домчал его до искомого адреса. И всего за серебряник. После долгого объяснения о трудностях жизни и дороговизне овса.
Простой дом — крепкий, одноэтажный, с крепкими воротами. Там ли Фёдор? Сколько он уже его не видал? Несколько месяцев? Уже и не упомнить — сколько он не видел друга — пока был в плену у графа, потом путешествовал к Драконьей горе, потом добирался до столицы…
Андрей решительно подошёл к воротам и забарабанил в калитку. Никто не ответил, и тогда он усилил напор. Опять ноль. Неужто — обманул Симон? Он уже долбил ногой, пяткой, когда калитка открылась и хриплый голос грозно спросил:
— Какая сука тут ломает калитку? Вот я сейчас башку-то снесу! Там же есть верёвочка — дёрнуть, что, ума не хватает?
— Не-а… глупый я совсем — признался Андрей — привет, друг. Как вы тут без меня?
— Андрюха, ты!? — Фёдор выскочил из калитки, принял Андрея в медвежьи объятия и поднял, сдавив так, что у того хрустнули кости — наконец-то! Я знал, что этим козлам тебя не погубить! Скорее, заходи! Только у нас беда… — он вытер глаза левой рукой — в правой же Гнатьев держал неизменную саблю.
— Что такое? Что случилось? — захолодел Андрей — кто-то напал, обидел вас? Исчадья?
— Нет. Чума. Тсссс… а то нас тут запрут в доме, а дом спалят. Скорее заходи!
Фёдор втащил Андрея во двор, и оглянувшись по сторонам — не видел ли кто — запер калитку.
— Не знаю, где они подцепили — вначале Алёна слегка, потом Настёнка. Буквально вот — два дня как. Они на базар ходили, возможно, подцепили от кого-то из приезжих. Тут это бывает. Смертность пятьдесят процентов. Обычно, как кто заболеет, из дома не выпускают, окна-двери забивают, только через месяц заглядывают — если выжили, значит выжили. Нет — значит нет. А дом сжигают. Я пока не заболел, держусь. Ухаживаю за ними. Они уже нарывами покрылись — смотреть страшно.
— Ни хрена себе… Вот ты меня радуешь. Веди к ним. Они в сознании?
— Уже нет — бредят в горячке. Андрюха, спаси их, а? Ты же сможешь, Андрюх? — мужчина беззвучно заплакал, и по его щекам потекли большие, прозрачные слёзы.
Всегда страшно, когда близкие тяжело болеют… а уж чума…
Андрей никогда с ней не сталкивался, на Земле эта болезнь давно была уничтожена, но раньше, в средние века, она косила людей сотнями тысяч. Миллионами. Даже выражение такое появилось — 'Пир во время чумы' — когда люди, зная, что всё равно умрут, и спасения нет, пускались во все тяжкие — пили, гуляли, совокуплялись с кем попало — терять-то всё равно нечего! И действительно — многие их них умирали в считанные часы.
Кстати сказать — земная чума отличалась от здешней — та убивала людей за часы — два-три часа, и труп. А тут — два дня, и только лихорадка, выживаемость пятьдесят процентов. У земной чумы смертность более девяносто процентов, это он знал точно. Как-то попалась статья о 'Чёрной смерти, так он с удивлением узнал, что некогда от чумы полегло более пятидесяти миллионов человек, и это тогда, когда населения-то было не как сейчас — миллиарды, а гораздо, гораздо меньше.
— Пошли, пошли, ничего страшного, сейчас всё решим! — Андрей подтолкнул друга в плечо, и тот заторопился, заводя его в дом.
В комнатах пахло тленом, смертью и затхлостью, как и всегда рядом с тяжело больным человеком.
Андрей посмотрел на Шанди, и спросил:
— Может, погуляешь на улице? Во дворе? Чего ты со мной будешь болтаться — иди, подыши воздухом.
— Я не против — кротко ответила дракониха — тем более что мне надо сходить по нужде. Только дверь на закрывай, чтобы я могла войти.
— Не закрою. Федь, она просит не закрывать двери, чтобы могла потом сама войти. Оставь открытой, заодно пусть тут немного проветрится, а то запах ужасный.
— Ты разговариваешь с кошкой? И она отвечает? — вяло удивился Фёдор — впрочем — рядом с тобой уже ничему не удивляешься. Пойдём вот сюда, тут они.
Алёна и Настя лежали в комнате, накрытые тёплыми одеялами и тряслись в лихорадке. Их лица были красными, а когда Андрей откинул одеяла, то увидел несколько чёрных, с фиолетовым оттенком нарывов, выросших на их телах в подмышечных впадинах и на груди, животе, шее. Зрелище было отвратительным — чума, это не то зрелище, которое радует глаз. А тем более — нос.
Чувствительный нос Андрея ощутил такую вонь, что у него чуть не помутилось в голове. Андрей пошатнулся, и Фёдор с испугом поддержал его под руку: