Путь к цели - Страница 42

— Подумай — усмехнулся Андрей. Вообще-то он хотел научить Шанди человеческой речи не для того чтобы пугать случайных прохожих, это и ежу понятно. Ему хотелось иногда говорить с ней на обычном языке, и плюс ко всему, и основное — чтобы она могла разговаривать с обычными людьми, которым не доступна мыслеречь. Мало ли что с ним случится… хоть его и трудно убить, но он тоже не вечен. Пара стрел в голову… отрубленная голова… и нет оборотня. Голова — вот его больное место, его ахиллесова пята. Как, кстати, и у большинства людей — усмехнулся он — голова — больное место. Если бы люди могли как следует продумывать свои действия, могли как следует планировать их — сколько можно было бы избежать неприятностей и бед…

День медленно, но верно подходил к концу. Они с Шанди крепко подзаправились, потом Андрей попросил у Олры бумаги, чернил, и что-то сосредоточенно выводил на листках, нарезанных на четвертинки. На её вопрос — что он делает? — Андрей отмалчивался, или шутил, что пишет ей любовные послания. Потом будет зачитывать — под настроение. Раздосадованная Олра ушла на кухню, где напала на несчастную Журасу и выместила на ней раздражение, отчитав за плохо вымытый котёл и бросив в неё половником, отчего та с визгом убежала. Потом Олра пошла в мойню, забрав с собой Дирту — та умудрилась перемазаться свекольным соусом, свалившись в котёл, откуда пыталась вымазать остатки кусочком хлеба — она так и не могла видеть пропадающую еду и старалась потребить её как можно больше, чтобы не пропала. Как не билась Олра и остальные женщины вокруг неё, доказывая, что еды хватит, и что она получит всё, что захочет — и пирожки, и мясо, и бульон с лепёшками — та только виновато хлопала синими глазами, и всё равно делала своё. Барьер. Психологический барьер. Еды мало — надо беречь.

Когда стало темнеть, в трактир набился народ — на улице было холодно, осенний ветер завывал меж домов, разгоняясь в тесных улицах как в аэродинамической трубе. В трактире горел камин, потрескивали дрова, и посетители наслаждались теплом, горячими пирогами с бульоном, горячим вином и холодным пивом. Никат, как всегда был на страже — поле обеда он сходил домой, навестил свою семью, жену, и теперь был благодушен и спокоен, как танк, стоящий на постаменте памятнику танкистам.

Андрей потихоньку поднялся, собираясь выйти из зала, Никат заметил это и сделал ему знак — подожди. Подошёл, посмотрел в глаза и тихо шепнул:

— Удачи. Вернитесь живыми.

Андрей усмехнулся — Никат не добавил — здоровыми. Тот знал, что предстоит сделать и был уверен, что это не то что не просто, это самоубийственно. Но что делать?

Он кивнул головой вышибале и вышел из зала. Олра была у себя в комнате, она сидела на кровати и молчала, глядя в пространство. Когда Андрей вошёл, она подняла глаза и сказала:

— А может уедем? Давай, уедем, а? Бросим всё — деньги у меня есть, пристроимся где-нибудь, и начнём жизнь с начала? Я беременна от тебя, мы будем жить, семьёй, и никто не будет знать кто мы. Я не хочу, чтобы тебя убили! Я готова бросить всё, и уехать. Поехали?

— А Фёдор? Алёна с Настей? А Дирта? А те люди, которые на тебя работают, имеют кусок хлеба и крышу над головой? С ними как? Нет, милая моя. Один умный человек сказал: 'Мы в ответе за тех, кого приручили'. И вообще — чего ты меня раньше времени хоронишь? Поверь — всё будет нормально. Я и не из таких передряг выходил целым и невредимым. Какой-то придурок-бандит — тьфу одно! Размажем, как соплю по мостовой!

— Размажем! — вдруг граммофонным голосом сказала Шанди, и Олра вздрогнула:

— Она умеет говорить! У тебя говорящая кошка! Вот это да!

— У неё много талантов — усмехнулся Андрей — но вот длинный язык, распускаемый не вовремя — не входит в её достоинства. Ага. Ну всё, всё мне пора.

— Дай я тебя поцелую — Олратут же забыла о говорящей кошке, порывисто вскочила и обняла мужчину за шею, впившись в губы горячим, крепким поцелуем — вернись живым, пожалуйста! Я тебя буду ждать.

— Ну как я могу не вернуться, если ты меня ждёшь? — усмехнулся Андрей — вернусь, конечно.

Они с Шанди прошли в комнату, которую выделили для ней, потушили светильник, и Андрей осмотрелся: окно выходился во внутренний двор, а под ним была крыша мучного склада, покрытая черепицей.

Андрей осторожно открыл петли окна, и протиснулся сквозь узкий проём. Опустил ноги на черепицу — попробовал — крыша держит. Прошёл к её краю, внимательно оглядываясь по сторонам — нет, во дворе никого не было. Он не стал выходить через центральный вход потому, что видел ещё раньше, что там, за углом, стояли соглядатаи Абдула. Пусть думают, что он так и сидит в трактире. Ему не надо было, чтобы все знали, будто он из трактира выходил. Никто не сможет связать его с будущими событиями. Ну — почти никто.

Андрей спустился с крыши, отметив для себя, что черепица в углу и вправду была повреждена, и её надо менять — не зря угол протекал. И решил потом сказать это Олре, усмехнувшись — какие мысли лезут в голову накануне акции. Совсем одомашнился.

Прыжок с забора, и вот он уже между домами, на тёмной улице, не освещаемой фонарями. До нужного места нужно было идти часа полтора — логово Абдула находилось на противоположном конце города, возле городского рынка. Но это — идти, а он идти не собирался.

Раздевшись, Андрей сложил одежду в приготовленную заранее сумку, спрятал под дерево и прикопал её осенней листвой, оставив снаружи лишь пояс из-под денег. В него он напихал листки бумаги, исписанные заранее.

Перекинувшись в Зверя, минут десять, урча, как трактор, раздражённо прилаживал на поясницу этот пояс, не смог, и повесил на шею. Шанди вспрыгнула на спину, как заправская наездница, и странная парочка понеслась сквозь ночь, распугивая заливавшихся лаем бродячих собак и шипящих, как спущенная шина, кошек.