Шанди уже приноровилась сидеть рядом с ним в то время, когда он занимался своей работой, и щурилась, одобрительно поглядывая на то, как он выбрасывал подгулявших пьяниц. Дважды она даже набросилась на тех, кто пытался врезать вышибалу табуреткой, когда тот не видел, и в кровь разодрала им затылок. Никат довольно похохатывал и говорил буйным посетителям, что если они будут шуметь, он сейчас натравит на них Чёрную Смерть — и показывал на сверкающую глазами 'кошку' — она выдерет им глаза и отгрызёт нос. Как ни странно, хоть и преподносилось это в шутливой манере, на буянов действовало безотказно. Кто-то отшучивался, сдуваясь, как шарик, а кто-то опасливо косился на кошку и усаживался на место, представляя себе ужасы, грозящие от нападения страшного существа.
Олра смеялась и говорила, что если Андрей оставит свою кошку в трактире, она возьмёт её на полное довольствие вышибалы, и ей-ей не прогадает!
Она и не подозревала, как близка была к истине. Лучшего трактирного вышибалы, чем дракон — и представить трудно. Главное, чтобы не плевался огнём.
Но с этим у Шанди пока было слабовато — железы, отвечающие за плевание не до конца развились. Как-то Андрей спросил у неё, когда же это произойдёт и получил в ответ великолепный выплеск ярости и шипения, с туманными угрозами и оскорблениями, из которых следовало, что он бестактный болван, тупой урод и вообще — худший представитель рода человеческого и вообще — худший в этом мире. Потому что спрашивать такие вещи у драконов бестактно, гадко и подло.
Размышляя потом над этим взрывом ярости, Андрей пришёл к выводу, что вероятно у его подружки имеется задержка физического развития в связи с сидением в тёмной пещере и отсутствием свободного передвижения, а пресловутые плевательные железы равноценны с сиськами у малолеток — попробуй, намекни девчонке, что у неё нет сисек и она плоская, как доска! Она тебя порвёт в клочья не хуже дракона. А при всём, при том, у Шанди, в связи с её инвалидностью, был ужасный характер — уродство точно не добавляло ей терпимости.
Похоже, что развитие желез, выделяющих жидкость для образования огня, было в прямой зависимости от умения дракона летать. То-то она так трепетно ждала возможности научиться пользоваться крыльями — полёта, как символа её взросления, полноценности, как дракона. Чувство собственной ущербности, уродство, мучило её всю жизнь, с тех пор, как она начала осознавать себя как личность.
Парочка прошла уже с километр, а топать было ещё километров семь, не меньше. Андрею внезапно в голову пришла одна мысль, он её обкатал в голове, хмыкнул, и предложил:
— У тебя нет желания добраться до трактира побыстрее?
— Само собой есть — буркнула Шанди — хочешь переброситься в Зверя? А что, давай. Всё равно ночью никто не видит.
Андрей отошёл в сторонку, разделся, и уложил вещи в узелок, сделанный из куртки. Было уже холодно и дул отвратительный северный ветер, так что его зубы стали клацать и Шанли недовольно потребовала, чтобы он прекратил, потому что из-за него её саму пробирает дрожь.
Преображение заняло полторы секунды — полторы секунды боли, вспышек и красной пелены перед глазами, и вот перед узлом с одеждой и поясом с деньгами стоит Зверь. Глава его светятся в темноте, а стальные клыки белеют, как будто сделаны из сахара.
Он поднял зубами узелок, дождался, когда на спину вспрыгнет Шанди, и с места взял в карьер, летя над постовой громадными прыжками, пролетая по пять-семь метров кряду.
Мелькали дома, деревья, неслась под ноги мостовая, стальные ноги оборотня несли его неутомимо и сильно, как будто он вышел на охоту в осеннем лесу. Уши Зверя прислушивались к тому, что происходит вокруг, поворачиваясь, как локаторы туда, откуда доносился хоть малейший звук.
Внезапно, он услышал жалобный плач где-то вдалеке. Человек этого бы не услышал, но Зверь, которому подвластны были все звуки в мире, который мог услышать термита, прогрызающего нору в ножке старого стола, тут же отловил этот сигнал и внезапно остановился, насторожился, глядя в сторону далёкого нагромождения деревьев, по недоразумению именуемого городским парком. Плакала девочка, судя по всему — лет десяти-одиннадцати. Она заходилась захлёбывающимся криком и просила:
— Дядечки, не надо, пожалуйста, не надо! Ну не надо, дядечки, миленькие!
Зверь бросил узелок с одеждой под забор, и рванул с места так, что его когти высекли искры из мостовой. Через три секунды он был уже в углу парка, где у заброшенной будки смотрителя копошились трое мужчин, подмявшие что-то маленькое, хрупкое. Он сходу оценил ситуация, и когда один из насильников сказал:
— Держите ровнее, что ли! Что вы возитесь?! После меня будете. И заткните ей рот, этой мерзавке — Зверь кинулся в атаку.
Мгновенно распрощались с жизнью двое, которые придавливали тщедушное тельце девочки к земле — одному он оторвал голову, второй хрипел, пытаясь зажать разорванное горло. Третьего он отбросил к забору, сломав ему шею и перекусив глотку. Тот так и замер возле стены парка, со спущенными штанами и бессильно обмякшими гениталиями.
Девочка была без сознания. Зверь осторожно взял её за шкирку и отнёс в сторону, метров за пятьдесят от этого места — негоже ей видеть, когда очнётся, обезглавленные трупы.
Шанди соскочила с него в самом начале убийства насильников, и когда Зверь пробегал мимо к своему узелку с одеждой, обнаружил, что она яростно визжит и рвёт когтями спины убитых негодяев так, что летят клочья такни вперемежку с кусками кожи и мяса. Увидев, что Андрей бежит мимо, она помчалась за ним, и нагнала возле узелка: